Фронтовая любовь

«Мы познакомились на марше, ярким весенним днем, когда наш 933-й полк, далеко растянувшийся в поле колонной, двигался к румынской границе. Было тепло и тихо, неожиданно в небе появились трое немецких истребителя. С бреющего полета «мессеры» начали «стричь» колонну из пулеметов, с воем и визгом проносясь вдоль дороги. Люди бросились врассыпную. На месте остались лошади – беспомощные, тяжелогруженые. Лошадям тоже страшно, когда их расстреливают. Они издают пронзительные звуки, от которых рвется душа. Лошади бьются в постромках и тяжело виснут в них с простреленными хребтами.
Во время налета мы оказались рядом со старшим лейтенантом Володей Раковым – командиром минометной роты полка. Мы побежали к видневшемуся невдалеке березовому лесочку. И в той самой роще, впервые в жизни, молодой красивый парень посмотрел на меня, еще девчушку, своими карими лучистыми глазами, пригласив вечером на свидание – зайти к нему в гости: «Выпьем с тобой по чашке чая и тогда поговорим. Хорошо?»
Налет быстро закончился. Наш полк расположился в прибрежном лесу у реки Прут, в большом селе Скуляны, где в нашем комендантском взводе была обычная армейская жизнь. Мы готовили пищу для штаба полка, взвода разведки, взвода связи и минометчиков.
…Когда один человек влюбляется в другого, он начинает выделять его среди всех. Тебе кажется, что лучше этого человека никого на свете нет, и ты смотришь на мир другими глазами… Я открыла для себя это в тот вечер, когда мы с Володей сидели в небольшой комнате молдавского дома, где он расположился. Пили принесенный его ординарцем чай с сухарями из алюминиевых солдатских кружек и говорили о школьных годах, поэзии Пушкина и Лермонтова, которых мы оба любили. Рассказывали нехитрые истории из своей жизни до войны. Над столом горела керосиновая лампа с абажуром, в открытое окно лился насыщенный запахами весенней природы воздух. Это свидание во время войны было первым свиданием с молодым человеком в моей жизни. Для нас обоих это было впервые… Наше счастливое время кончилось, когда наши части форсировали реку Прут и закрепились на румынской стороне. Туда же отправилась и минометная рота. Накануне Володя пришел попрощаться. Он попросил у меня фотокарточку и дал свою на память. На ней молодой чернобровый офицер в новенькой шапке-ушанке, чуть надвинутой на правую бровь.
В моем лексиконе появилось жесткое военное слово – плацдарм. На левом берегу Прута, в глубоких окопах, на совершенно открытом пространстве занял позиции наш полк. Что творилось на этом плацдарме! Лишь только наступал рассвет, в небе появлялись тучи немецких самолетов. И до самого заката солнца, сменяя друг друга, их эскадрильи сбрасывали бомбы на позиции наших войск. Это было похоже на страшную грозу при ясном небе: взрыв, словно треск молнии, затем громовые раскаты воздушной волны и мелкая дрожь земли. Эта судорожная дрожь докатывалась и до нас. Каково же было там – на плацдарме!
Как-то в расположение комендантского взвода пришел офицер из штаба полка. Он шел какой-то странной походкой, словно слепой. Сев на пень около нашей кухни и махнув рукой в сторону фронта, он произнес: «Что там творится… Настоящий ад. Минометчиков всех накрыло…». Я насторожилась. Не от того ли у меня на душе такая тревога весь день?
Однажды старшина послал меня в хозяйственную часть полка. За разрушенной церковью не территории плацдарма было братское кладбище. На нем были захоронены погибшие бойцы. Три ряда одинаковых холмиков с листиками фанеры в изголовье, прибитыми к деревянным колышкам. На фанерках химическим карандашом старательной рукой солдата похоронной команды выведены фамилии, звания, даты рождения и гибели. Взгляд машинально скользит по надписям на фанерках. Но что это? Синие буквы бегут перед глазами и против моей воли, моего сознания, складываются в самые дороги, самые страшные сейчас слова: «Старший лейтенант Владимир Раков. 1924-1944 гг. Командир минометной роты». Ноги подкашиваются, не хочу верить. «Наверное, однофамилец», — бьется в голове спасительная мысль… Кричу про себя: «Эй, люди, бегите скорей сюда! Разройте эту могилу! Он жив. Он не должен был умереть! А если его убили, то на свете нет никакой справедливости! Поднимите его и он оживет. Люди, люди, где же вы? Помогите мне». Я опускаюсь на колени у могилы. Трогаю рассыпающиеся комочки земли и в отчаянии какое-то время пытаюсь разрыть могилу руками.
В санитарной роте мне отдали его комсомольский билет с вложенной в него моей фотографией. С тех пор говорить о нем в прошедшем времени мне очень тяжело.
А 20 августа 1944 года началось наступление по всему фронту. Все наши войска перешли реку Прут и вошли в Румынию. Вернувшись после войны домой, я поняла, что первая любовь, случившаяся тогда, останется навсегда в моем сердце незаживающей раной…».
Записал Валерий Ядрихинский