Первого апреля – не хочется верить! – ушёл из жизни один из самых ярких поэтов-шестидесятников, о котором его товарищ, Булат Окуджава, сказал следующее: Евтушенко – это целая эпоха. У него есть очень хорошие стихи, читает он их бесподобно, ну, а гражданское мужество Евтушенко вызывает глубокое уважение». Да, он стоит в одном ряду с величайшими творцами на Земле, и книги его выходят в таких сериях, как «ХХ век: поэт и время», «Стихи ХХI века», «Великие поэты мира» и так далее, далее… Это всё ещё — при жизни, славы ему хватило с лихвой! А вот жизни, которую трудно уместить в одну биографию, сколь она многогранна, насыщенна, ослепительна, молниеносна и глубока, вряд ли. Разве её может хватить?! Вроде бы огромная, восемьдесят четыре года – не пустяк, но пролетела ведь, как миг? И нам, его читателям, любящим стихи и прозу этого талантливого человека, тоже невыносимо оказаться с ним на разных берегах. Берегах Леты….
— Вот и верь гадалкам, — сказал бы он сейчас, если бы мог, лукаво улыбаясь…
Какая-то очень известная Кассандра, разглядывая его руку, пообещала Жене-жизнелюбу девяносто четыре года, и он охотно поверил, и счастливо рассказывал об этом, «чувствуя в груди своей силы необъятные». Молодой ещё был, никакие пределы не маячили, поверить было куда легче в бесконечность, чем в ненасытность смерти. Хорошо представлять себя Моцартом, которому всё само идёт в руки без мучений Сальери. Но лёгкой-то жизни не было и у Евгения Александровича, не будем преувеличивать. Он вправе был сказать: «И голосом ломавшимся моим ломавшееся время закричало». Да, «времена не выбирают…», — подсказывает Александр Кушнер. Что ж, по зарифмованной кардиограмме нашей запутанной страны можно понять чувства поэта, актуальность и злободневность так и хлещет. Но очевиден и проигрыш в эстетической оснащённости, что было, то было. А уж как ему доставалось от недругов! Однако теряя в одних произведениях, он навёрстывал в других. Талант! Торопливость ему не на пользу, но попробуй-ка, обуздай такой темперамент! Его стихи царапают и знатоков, и дилетантов. Они берут за живое не очевидными нарушениями гармонии или свежими рифмами и великолепными образами, а какой-то щемящей безнадёжностью чувства утраты. Это может быть женщина, ностальгия, уходящая эпоха… Порой необязательность стихотворного жеста менялась на такую твёрдую позицию, что вслед за ним хотелось повторять:
Достойно, главное – достойно
Любые встретить времена,
Когда эпоха то застойна,
То взбаламучена до дна.
Достойно, главное – достойно,
Чтоб раздаватели щедрот
Не довели тебя до стойла
И не заткнули сеном рот.
У Евтушенко есть бесспорная заслуга перед нашей поэзией: он один из тех, даже – главный из тех, кто приобщил к ней многих и многих людей, дав им поэтическое зрение и слух. Таков стихотворец был необходим читателю, слушателю, романтику, мечтателю. Потому-то он и стал голосом времени, как бы пафосно теперь это ни звучало.
Кончилась жизнь, оборвалась, как приключенческий роман, от которого добровольно не оторваться. Он многим был противопоказан, этот невероятный Евтушенко, ведь за таким не угонишься. Мало ему литературы, так он и фотохудожник, и кинорежиссёр, и актёр… Даже самого Христа приглашали сыграть великие постановщики! Но он успел, что успел, – и это ого-го сколько! Мы остаёмся с его книгами, то есть с ним, которого не намерены забывать. Ну, а роман-приключение его жизни, он ещё будет писаться и писаться участниками долгой замечательной жизни, почитателями, свидетелями, наблюдателями, даже завистниками. Да, ради Бога! Можно ведь сверять со стихами в поисках истины…
А что ходить далеко? Раскроем последний номер журнала «Знамя» (2017, №3) и прочтём пересказ одного рассказа Анны Бердичевской «Красота». История эта посвящена памяти переводчика Альберта Тодда, американца, более того, мормона из штата Юта, с которым автор познакомилась в 1990 году. Теперь к посвящению можно добавить и имя Е. Евтушенко, ибо история, собственно, про него. Дело происходило в Нью- Йорке, где находился поэт. Берт жил за городом, преподавал в университете славистику, переводил стихи и поэмы Евгения Александровича и вообще с ним очень дружил. Однажды Альберта Тодда будит телефонным звонком Е.Е. и просит срочно приехать вечером на Манхэттен, куда его ангажировали повидаться Сальвадор Дали со своей супругой Галой, а именно в знаковый ресторан под названием «Чёрный квадрат», где всё было чёрным (стены, потолок, окна). Он чувствует что-то не то в этом приглашении, недавно они встречались, а теперь специально летят… Короче, Тодд застаёт всю компанию за шикарным столом. Идёт нервный разговор про поэму «Братская ГЭС», мужчины ничего не едят, только пьют, Гала закусывает. Вдруг раздаётся звук каблучков или подковок. Е.Е. оборачивается и смертельно бледнеет. К столу приближается юная прекрасная японка в глухом чёрном туалете с абсолютно голой спиной – до последнего позвонка. Она ни на кого не смотрит, садится между супругами Дали, и Сальвадор, переходя на крик, показывает присутствующим, какая она – НАСТОЯЩАЯ КРАСОТА: никакая не «Братская ГЭС», а именно БЕСЧЕЛОВЕЧНАЯ, не принадлежащая людям, чтобы разбивать сердца и сводить с ума. В подтверждение своих слов он показывает также плакат, изображающий атомный взрыв – вид сверху: не гриб, а прекрасный цветок. А кто же эта прекрасная японка? Дочь японского посла, аутистка, никого не любящая и живущая, как кошка, у Сальвадора Дали. А Е.Е., влюблённый в неё без памяти, знающий, что она – ничто, должен был среагировать, по расчёту супругов, поставив на кон жизнь… Я не буду досказывать до конца, захотите – сами прочтёте. История мистическая, роскошная, неправдоподобная, на какие только настоящая жизнь и горазда!
А Евгению Александровичу, находящемуся теперь в другом измерении, где раскрываются, наверно, все тайны, мы говорим, как всякому смертному человеку: — Господи помилуй! Царствие небесное! Вечная память!
Эльвира Частикова, зав. читальным залом
центральной библиотеки