Новые горизонты кооперации

День работника атомной промышленности, который традиционно отмечается 28 сентября, для нашего города – особый праздник, так как Обнинск создавался и долгое время развивался как атомный город. Самим своим рождением он обязан атомной отрасли, которая в этом году отмечает 70-летие. И, конечно, главная роль в становлении и развитии города принадлежит Физико-энергетическому институту, одному из ведущих научных центров Госкорпорации Росатом. С его генеральным директором Андреем Говердовским мы беседуем накануне профессионального праздника атомщиков.
— Андрей Александрович, поскольку речь идет о Дне работника атомной промышленности, то в первую очередь и поговорим об атомной промышленности. Каков вклад в нее Физико-энергетического института, который создавался, прежде всего, как научный центр?
— Нашим основным направлением являются быстрые реакторы – будущее энергетики. И ФЭИ выступает в качестве научного руководителя во всех проектах, связанных с быстрыми реакторами. Задача научного руководителя — обеспечение ядерной безопасности, что предусматривает огромное количество экспериментальных, теоретических, расчетных работ. Поэтому заказов на выполнение НИОКР у нас огромное количество. Недавно состоялся физический пуск БН-800. Это первый быстрый ректор, построенный в постсоветское время и, кстати, самый мощный в мире. Ни одна страна не смогла достичь такого результата — ни у французов эти работы не пошли, ни у японцев. Сейчас китайцы пытаются осваивать это направление, но они еще очень далеки от практического результата. А у нас — вот он, красавец блок БН-800 на Белоярке. И мы не просто осуществляем научное руководство у себя в ФЭИ, у нас постоянно 30 человек находится на площадке БН-800, которому еще предстоит энергетический пуск. И мы там не гайки крутим, а занимаемся экспериментальной обосновывающей работой.
— В последние 20 лет всех нас, в том числе и в науке, приучали прибыль ставить превыше всего. Вы как представитель фундаментальной науки тоже считаете, что прибыль важнее научного результата?
— Нет, конечно. Прибыль – это вопрос менеджмента, руководства института. Самое главное – правильно направлять финансовые потоки, чтобы выполнять распоряжения, которые дает собственник – государство в лице Госкорпорации. А ученые здесь ни при чем. Они ничего не понимают ни в экономике, ни в прибыли, ни в продажах. У нас для этого есть свои службы.
— А новая организационно-правовая форма ФЭИ – акционерное общество и наука не антагонисты?
— Ученые, по-моему, даже и не заметили, что мы акционированы — практически ничего не изменилось. Есть, конечно, проблемы, связанные с тем, что сопутствующие акционированию процессы еще идут и по Указу президента должны быть завершены до конца октября. Главное — не задумываться над тем, как мы теперь называемся, а спокойно работать, писать статьи. Кстати, у нас довольно много цитируемых публикаций. И в этом плане ФЭИ тоже лидер. Так что, по сути, с акционированием ничего не меняется. Другое дело, что все тяжелее обосновывать необходимость тех или иных исследований на дальнюю перспективу. Но и здесь любую фундаментальную проблему можно развернуть таким образом, чтобы было видно, что она даст прибыль. Это не всегда удается, поэтому некоторые направления приходится закрывать. Но надо понимать, что наука – это живой организм, нельзя заниматься одной и той же темой бесконечно — за 50-60 лет она устаревает, появляются новые направления. Сегодня самое востребованное и самое интересное, то, чем молодежь с удовольствием занимается, это исследования на стыках наук, в частности, ядерная медицина.
— В этой области у ФЭИ сложилось эффективное сотрудничество с медиками…
— Недавно состоялось открытие протонного центра на базе МРНЦ, который затем посетила министр здравоохранения Вероника Игоревна Скворцова. Состоялось совещание с ее участием, где мое руководство уполномочило меня присутствовать и выступить с сообщением о наших работах в области ядерной медицины. Так вот из уст министра прозвучало: «Центру ядерной медицины здесь быть». А что такое центр ядерной медицины? Это объединение усилий МРНЦ, ФЭИ, ИАТЭ и НИФХИ. Решение Минздрава подкреплено участием Госкорпорации, поскольку Росатом — это крупные инвестиции, интеллектуальная собственность, это руки, мозги и, в конце концов, производство. В свою очередь руководство Росатома активно поддерживает создание в Обнинске Центра ядерной медицины, поскольку он очень гармонично вписывается в наш наукоград.
— Проекту создания Центра ядерной медицины уже столько лет, что не верится, что он когда-нибудь будет реализован.….
— Мы с МРНЦ, по-моему, лет 15 сотрудничаем, а выхода практически никакого нет. Но все поменялось с приходом в МРНЦ Андрея Дмитриевича Каприна. От медиков, наконец, появился запрос нам, физикам: они говорят нам, что нужно сделать, а мы придумываем как это реализовать. И такая коллаборация с медиками, причем, имеющими мировой вес в области медицинской радиологии, может дать очень серьезный результат. Мы сейчас рвемся к нему. Он нужен нам. И все это – реальная основа для создания Центра ядерной медицины.
— Весь вопрос в финансировании такого Центра…
— По лини Минздрава это будут вложения в оборудование, в технику, может быть даже в строительство. Со стороны Росатома – инвестиции в высокотехнологичные производства той продукции, которая нужна для ядерной медицины, в разработку новых продуктов, освоение рынка, в том числе, и зарубежного. Таковы на сегодня планы.
— Еще один давний проект – центр нейтронной терапии. На него тоже сегодня запрос от медиков имеется?
— Несомненно. У них нет источника нейтронов. Если бы он был, давно бы центр нейтронной терапии уже функционировал. Получается замкнутый круг: медики пассивны, потому что у них нет нейтронов, а мы — потому что не было запроса. Сейчас активно работаем с МРНЦ в этом направлении. А второе направление ядерной медицины, которое мы сейчас активно развиваем – радиофармпрепараты. По нашим подсчетам на производстве микроисточников для брахитерапии мы можем зарабатывать ежегодно 4 млрд рублей, если развернуть в Обнинске полномасштабный центр брахитерапии с учетом сегодняшних потребностей России в этом методе лечения и с использованием возможностей наших лечебных учреждений. Под «мы» я имею в виду и физиков ФЭИ, и медиков МРНЦ и КБ-8. И 4 млрд руб., даже поделенные между всеми участниками, это колоссальные деньги. Например, сегодня весь бюджет КБ-8 — около 1,3 млрд рублей. И это не просто слова: в МРНЦ несколько пациентов подготовлены к операции, которую планируется провести в сентябре и использовать в ней наши микроисточники для брахитерапии. А они в пять раз дешевле зарубежных, которым до настоящего времени практически нет альтернативы. Мы уже закупили изотопы, изготовили эти микроисточники и теперь ждем разрешения Минздрава на проведение этих операций.
— А изотопы для микроисточников где нарабатываются?
— В НИИАРе в Димитровграде.
— Можно будет сделать в перспективе полный цикл с наработкой изотопов у нас в Обнинске?
— Не можно, а нужно. У нас же НИФХИ есть. И реактор там не хуже, чем в НИИАРе. Именно на нем можно нарабатывать йод-125. Такие планы уже есть. Но мы идем, как говорят англичане, step-by-step – шаг за шагом. Стоит ли начинать с полномасштабного производства, которое покроет этими изотопами потребности всей страны и половины Европы? Конечно, нет. Надо сначала запустить опытное производство, выпустить пробные партии продукции, доказать, что эта продукция не хуже немецкой или американской, что мы, несомненно, сделаем. Затем нужно будет провести первые операции с применением этой продукции, получить сертификаты и тогда все станет ясно. А изготовление изотопов на сегодняшнем этапе здесь, в НИФХИ, требует немалых вложений и, конечно, это некий риск. Но такой проект у нас в планах совместной работы с НИФХИ имеется. И когда мы сможем осуществлять полный цикл в Обнинске, то себестоимость продукции снизится, а, следовательно, цена будет ниже и для конечного потребителя, то есть, пациента. А это дело святое – мы не собираемся зарабатывать сверхприбыли.
Мы работаем с НИФХИ и по другим совместным проектам, например, производим генераторы технеция. Если раньше ФЭИ ежегодно изготавливал их в количестве 5 тысяч штук, а НИФХИ – ни одной, то теперь НИФХИ делает 4 тысячи штук, а мы – одну тысячу. Таким образом, многие возможности и технологии ФЭИ перекочевали в НИФХИ, который сегодня является производственной площадкой. В итоге сложилось некое разделение труда: здесь, в ФЭИ ведется разработка новой продукции, а в НИФХИ осуществляется ее внедрение. И у руководства, а мы находимся в одном блоке Росатома под управлением Вячеслава Александровича Першукова, есть идея всю науку перевести в ФЭИ, а производство – в НИФХИ. Тем более, что именно в НИФХИ сегодня имеется единственный на город и регион ядерный реактор. А здесь, в ФЭИ, есть прекрасные возможности экспериментировать, изобретать новое, которое, безусловно, не ограничивается только использованием реактора. Например, ускорительные технологии позволяют получать очень редкие и, к сожалению, дорогие изотопы. Но, опять же, медики формируют спрос на них: они бы с удовольствием делали операции на печень, но нужен очень специфический фармпрепарат. Так вот медики сейчас работают над носителем, а мы – над проблемой, как сделать изотоп для этого радиофармпрепарата дешевым, потому что полтора миллиона рублей никто из потребителей за препарат платить не будет. И мы нашли способ получать изотоп дешево. Теперь, если мы сбросим цену на препарат раз в 8-10, то, наверное, это будет гораздо лучше, чем покупать австралийский. Но, опять-таки, это вопросы, которые мы решаем только через медиков. Таким образом, у нас уже по факту сложилась тесная кооперация с НИФХИ, с медиками, по запросу которых мы делаем даже то, что не окупает затрат, например, офтальмоаппликаторы.
— Резонно предположить, что теперь, в рамках АО, ваши возможности привлекать частный капитал в ядерную медицину значительно расширились? Много ли желающих вложиться в нее?
— Желающих инвестировать в ядерную медицину достаточно много. Но стоит ли допускать к ней частников? Может быть, имеет смысл Росатому самому вложить свои собственные средства и всю прибыль, соответственно, получать самому, а не отдавать кому-то. Потому что инвестиции здесь требуются большие – а сколько вложишь, столько и получишь. Вообще работа с «частниками» у нас только налаживается – мы же лишь полгода назад стали АО. Сегодня от них нет отбоя. И наша задача – отсортировать частные компании с непомерными амбициями, чтобы оставить реальные проекты. Много приходит тех, кто рисует радужные перспективы, называет гигантские цифры. Кто-то исчезает сразу, кто-то потом…. Но кто-то остается. Например, сегодня одна частная компания намерена вложить в нашу площадку примерно миллиард. У нее очень интересный проект под названием «МАГМА». В нем предусмотрена переработка радиоактивных металлов с применением технологии ФЭИ. При переплавке радиоактивные газы улавливаются с помощью специальной системы, отходы собираются в виде шлака, а основная масса после такой переплавки – это чистый металл. И не нужен гигантский котлован для хранения среднерадиоактивных отходов.
— Уж не собираетесь ли чужие радиоактивные отходы ввозить сюда на переплавку?!!!
— Нет, в ФЭИ будет построен головной образец, который должен переработать то, что есть на нашей площадке. Думаю, город будет только рад, если мы избавимся от нескольких тысяч тонн радиоактивного металла – все-таки у нас несколько реакторов выведено из эксплуатации. Мы планируем создать технологию и продемонстрировать, что она работает. А потом уже опытный образец можно тиражировать, размещать установку при каждой АЭС, чтобы не возить отходы, а это тысячи тонн, целые эшелоны радиоактивных отходов, которые надо транспортировать, порой, через всю страну. Так что ввозить сюда ничего не собираемся, это совершенно однозначно.
— Есть ли механизм передачи в частные руки технологий, разработанных в ФЭИ?
— Позиция Госкорпорации однозначна: мы разрабатываем технологии, доводим их до промышленного уровня и отдаем по лицензионному договору либо продаем. Ради этого мы и работаем. Мы не собираемся каждую свою технологию превращать здесь, на своей площадке, в маленький свечной заводик. Зачем? Мы должны торговать результатами интеллектуального труда. Так делают очень многие – изобретай, создавай, доказывай, а потом продавай лицензию на использование. Другое дело, что у нас есть и промышленные возможности, производство, на котором мы можем оттачивать технологии с тем, чтобы продавать продукт, а не просто патент. Это гораздо интереснее. Именно по этому пути мы и идем, даже за границу продаем технологии по лицензионному соглашению. А обрастать маленькими предприятиями мы не собираемся.
— Андрей Александрович, понятно каждому обнинцу значение ФЭИ для города. А что значит город для ФЭИ?
— Что такое город для нас? Это место, где живем мы, наши дети, внуки. Город настолько интересен людям, что сюда уже приезжают специалисты специально ради того, чтобы здесь жить, и попутно находят у нас работу. Последний пример – мы заполучили очень квалифицированного московского юриста, который захотел жить именно в Обнинске и только после переезда начал искать работу. Естественно, мы его не упустили. Мы предложили ему интересные условия и сейчас он у нас трудится. Но он приехал именно в город, а не к нам на предприятие. Поэтому мы в каком-то смысле начинаем черпать из города необходимые нам кадры, как, впрочем, всегда и делали.
— Получается, что комфортная городская среда привлекает и, наверное, удерживает кадры. Что, по-вашему, ФЭИ может дать и дает городу и что город может дать и дает ФЭИ?
— Как организации нам от города нечего просить – мы в состоянии заработать сами и сделать все, что нужно предприятию, территория которого ограничена периметром. А вне этого периметра каждый сотрудник для себя сам определяет, что ему нужно от города. Мне, например, как жителю Обнинска нужна все та же комфортная городская среда. И не только комфортная, но радующая глаз – красивые пейзажи, дома. Мне город сегодня очень нравится, в том числе, своими «высотками» – такое впечатление, что где-то в Европе нахожусь. Все это вместе – комфорт, ухоженность, красота определяет общий дух места. Представьте, если отремонтировать все фасады домов в старой части города, превратить их в аккуратные коттеджи, совсем другое настроение было бы. А тут видишь облупившиеся здания, на ремонт которых никогда денег не хватает…. Но все меняется. Повышение доходов населения, приход в город дополнительных финансов, в том числе, благодаря ФЭИ (а мы ежегодно приносим в город 8 млрд), ведет к улучшению во всех сферах. Мы, например, стараемся загрузить нашими заказами местные небольшие частные компании, и видим результат – их благополучие и процветание. В городе появляются новые спортивные, развлекательные центры, есть куда детей отвести. Все это и есть тот необходимый человеку комфорт — ведь он не может всю свою жизнь в периметре нашего предприятия находиться. Так что от города нам нужно именно это.
А что мы можем сделать для города? Мы обеспечиваем большие финансовые потоки в город, которые, многократно оборачиваясь, питают его экономику. Каждый наш сотрудник что-то покупает в городе, пользуется услугами местных компаний и пр. И чем больше мы принесем денежных потоков, тем лучше будет городу. Речь не только о налогах в местный бюджет, хотя и это тоже важно, главное, что эти средства доходят до большого количества жителей. А помощь городу в виде покрашенного заборчика или постриженного газона – мелочь, лучше мы удвоим или утроим свой бюджет, и это моментально скажется на благополучии жителей города.
Беседовала Елена Колотилина

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *